В Бразилии был издан закон, который объявлял, что с этого дня «все дети, рожденные от женщин, находящихся в рабстве, будут считаться свободными»

Сентябрьский закон, именовавшийся «Законом о свободном чреве», мало что изменил в существовавшем положении. Рабовладельцы не спешили продавать государству своих рабов, которые на рынках невольников стоили очень дорого. «Фонд освобождения» был невелик. Среди рабовладельцев было немало таких, которые открыто боролись против осуществления закона.

Сам закон включал пункты, сильно ограничивавшие его силу. Так, закон предусматривал, что дети, родившиеся от рабыни, до их совершеннолетия должны были оставаться под опекой хозяев. Это давало последним возможность эксплуатировать, ничего не изменив, труд официально уже свободных детей. Порой это делалось с еще большей, чем ранее, жестокостью, поскольку такие дети рассматривались как временное имущество, которое следовало использовать возможно скорее, не заботясь о дальнейшем.

По достижении совершеннолетия новый подданный бразильского императора, как правило, оставался работать у прежнего своего хозяина — по традиции, не зная куда идти, не имея специальности. Та же тра­диция превращала его фактически вновь в раба. Да и податься ему, пока суще­ствовало рабство, было почти некуда. Все это дополнялось своеобразной «эти­кой» рабовладельцев, согласно которой негр всегда был «чей-то». Если бы не произошло последующих изменений в законодательстве о рабах, то их полное освобождение при действии «Закона о свободном чреве» наступило бы не ранее чем через полвека.

Сентябрьский закон был в значительной мере уловкой рабовладельческого государства, направленной на то, чтобы, уступив натиску аболиционистского движения, одновременно возможно дольше сохранить рабство, сделав его от­мену наименее ощутимой для рабовладельцев. Уловка удалась. Но она сослужи­ла недолгую службу.

Быстрое развитие капитализма во всем мире; преимущест­ва, которые открывались перед странами, покончившими с рабством; все сужаю­щийся рынок рабов; потребность в рабочих руках на плантациях и предприя­тиях, которую не смогла удовлетворить ограниченная иммиграция,— все это делало рабовладельческую систему хозяйства анахронизмом.