Руан был занят войсками английского короля Генриха V

В начале Рождественских праздников гарнизон выпроводил из города 12000 «бесполезных ртов», надеясь, что им разрешат уйти.

Но несмотря на то, что в группах изгнанников, выпущенных из каждых ворот, были только старики и кормящие матери, король приказал своему войску согнать этот несчастный исход во рвы и оставить их там под зимним небом и бесконечными потоками льющегося с небес дождя умирать мучительной голодной смертью. Дождь не прекращался на протяжении всех недель их медленной смерти. Во рву, рассказывает нам Джон Пейдж, можно было встретить маленьких двух и трехлетних детей, просивших подаяние, поскольку их матери были мертвы. Эти несчастные люди лежали на раскисшей от влаги земле и молили подать им кусок хлеба. Некоторые из них находились на последнем изыхании, другие уже не могли открыть глаз и едва дышали. Они были высохшие, как прутья.

Женщина, сжимавшая в руках

Мертвое дитя, ничем не прикрытая.

И младенцы, присосавшиеся к груди

На коленях мертвых женщин.

На десять-двенадцать мертвецов во рву, что умерли тихо и без криков, словно во сне, приходилось не более одного живого. Младенцев, что родились во рву, Генрих приказал собрать в корзины и покрестить, после чего так же в корзинах их снова вернули матерям.

Благочестивый, как всегда, король отметил праздник Рождества временным перемирием, которое должно было продлиться 24 часа, т.е. весь день Рождества Христова. В ров он отправил двух священников и трех слуг с корзинами провианта. К капитану Руана Ги ле Бутейлеру он послал своих геральдов с предложением пищи для голодающих и с приглашением без опасения прийти в английский лагерь, чтобы получить ее. Капитан не поверил ему и не разрешил руанцам воспользоваться этим предложением. Те, кто находился во рву, помолились за Генриха, чтобы он «выиграл свое право», если можно верить Джону Пейджу, «потому что у англичан нежные сердца».

Как Джон Пейдж объясняет, голод способен пробивать даже самые неприступные стены. В ночь, в канун нового 1419 года было слышно, как у ворот, ведущих на мост, какой-то французский рыцарь прокричал, что хочет поговорить с бароном или рыцарем из хорошего рода. Отозвался Джильберт Умфравиль, сказав, что он рыцарь, и назвал свое имя. Француз поблагодарил Бога за то, что «в твоих жилах течет древняя нормандская кровь». Умфравиль устроил так, чтобы могли прийти парламентеры из Руана и обсудить с королем возможность переговоров.

Утром они прибыли. Генрих, что очень похоже на него, заставил их ждать до тех пор, пока он не закончит слушать мессу. Наконец, когда он увидел их, лицо его приняло грозное выражение. Один из парламентеров заметил, что Руан не был значимым городом, король гневно ответил: «Он мой, и я получу его!» Тогда они начали просить его о людях во рву, он ответил: «Приятели, кто их туда спровадил?» Переговоры о полной капитуляции начались на другой день. Они проходили в двух палатках в лагере Глостера. Когда снова была затронута тема рва, король холодно выслушал и отказался выпустить «бесполезные рты», снова спросив о том, кто поместил их туда. «Туда поместил их не я, а вы»!

Он настаивал на том, что Руан принадлежит ему по праву, укорял парламентеров в том, что они «держали его город, являющийся его наследством». Он сел на своего любимого конька:

Руан — мое наследство». Согласно «Первой английской жизни» он потребовал: «Или, может быть, вы на себя возьмете смелость судить о моем титуле? Разве вы не знаете, сколько замков, городов и других укреплений было нами приобретено и захвачено, и как часто с поля брани возвращались мы с победой, преследуя супостатов? Не это ли были знаки справедливости?

Он повторял слова о том, что Господь был на его стороне, что подтверждалось знаками бежественного оправдания.

Переговоры прервались, и гонцы вернулись в Руан, тем не менее, городская беднота больше не намерена была терпеть, они назвали знать «фальшивыми предателями, убийцами и бандитами», грозя расправиться с ними, чтобы не умереть от голода. Парламентеры вернулись, чтобы снова начать переговоры с английским королем. Они «совещались день, они совещались ночь при свете свечей и факелов». Затем не без посредничества архиепископа Кентерберийского и духовенства Руана они согласились сдаться в течение 8 дней, к 19 января, если к полдню условленного дня не подоспеет помощь, выплатить контрибуцию в сумме 300 000 золотых крон.

Заложниками для гарантии уплаты выкупа было оставлено 80 человек, из них было 20 рыцарей или дворян и 60 горожан. По настоянию Генриха они также согласились выдать ему главного викария Руана, Робера де Ливе, чье отлучение от церкви король Англии нашел столь оскорбительным для себя, а также Алена Бланшара, капитана арбалетчиков. Ливе был передан и «тотчас закован в кандалы, из которых ему до конца его несчастных дней не выбраться», и Генрих заточил его в «мрачную темницу». Бланшара тотчас вздернули на виселице.

Во второй половине дня 19 января король в золотом парадном облачении на троне в своей штаб-квартире в картезианском монастыре получил, наконец, ключи от Руана. Затем он провозгласил герцога Эксетера капитаном города, приказав ему занять его той же ночью. На другой день в сопровождении четырех, облаченных в торжественные одежды прелатов и семи таких же аббатов, Генрих подъехал к главным воротам. Снаружи его встретила процессия из духовенства Руана, в руках которых было не менее 42 обрядовых крестов, каждый из которых он поочередно поцеловал.

Затем, с привычным для него мрачным выражением лица, без помпы и труб, одетый во все черное, но с золотой цепью, спускавшейся до самой земли, на черном боевом коне, в черной попоне и сбруе он въехал в город Руан. Его сопровождал один-единственный сквайр с пикой, конец которой был украшен кисточкой из лисьего меха, что было любимым знаком отличия Ланкастеров. Он, прежде чем отправиться в замок, прошел в собор, чтобы прослушать хвалебную мессу.

Горожане, наблюдавшие за прибытием короля, были живыми скелетами, обтянутыми кожей, с провалившимися глазами и вытянувшимися носами. Они еле дышали и почти не могли разговаривать. Кожа их была серой, как свинец, и все они были похожи на изображения мертвых королей, которые можно увидеть на гробницах. На улицах валялись горы трупов и толпились сотни голодных, выпрашивавших кусок хлеба. Король распорядился, чтобы в Руан была доставлена провизия, поскольку теперь они были его преданными подданными, но люди продолжали умирать на протяжении еще многих дней. Повозки не управлялись вывозить мертвые тела для захоронения.

Согласно условиям капитуляции, всем защитникам, за исключением тех, имена которых были оговорены особо, было разрешено покинуть город, если они того пожелают. Но на тот счет, как им следовало уходить, у Генриха были свои, основанные на бережливости соображения.

Гарнизону было приказано выходить через ворота, ведущие к Сене, — рассказывает нам Монстреле, — до конца моста Святого Георгия их сопровождал английский эскорт, после чего представители короля обыскивали их, отбирая все деньги и ценности, взамен давая по два су. Многих дворян даже раздевали, лишая их красивых камзолов, сшитых из меха куницы или разукрашенных золотом, или же заставляли их переодеваться в другие, менее ценные платья.

Конфискованное добро шло на пополнение королевских сундуков.