фейсбук

инстаграм

вконтакте

Началось восстание на русском броненосце «Князь Потёмкин-Таврический»

Восстание на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический» — одно из заметных событий революции 1905—1907 годов в России и первый случай вооружённого мятежа целой воинской части в ходе этой революции.

В два часа дня 12 (25) июня 1905 года броненосец в сопровождении миноносца № 267, который должен был заниматься установкой мишеней, снялся из Севастополя и на следующее утро прибыл к Тендровской косе, отстоявшей от Одессы на примерно 100 морских миль — традиционному месту учебных сборов флота для проведения опытных стрельб из орудий главного калибра.

Днём 13 (26) июня 1905 год командир броненосца капитан первого ранга Е.Н. Голиков отправил миноносец № 267 в Одессу для приобретения провизии. В Одессе в те дни проходила всеобщая стачка, часть магазинов была закрыта, торговля велась в меньших объёмах. Ревизор мичман А.Н. Макаров, старший группы закупки провианта, привёл сопровождавших его судовых коков и матросов-артельщиков в магазин своего знакомого купца Копылова. В магазине Копылова мясо было, но покупатели обратили внимание, что на нём имеются «маленькие белые черви». Мичман А.Н. Макаров не придал этому значения, а матросы, обошедшие весь базар, мясо в других магазинах в достаточном количестве для закупки не обнаружили. Предложение артельщиков закупить мясо прямо на Тендровской косе у крестьян мичман отверг, так как мясо на базаре в Одессе было дешевле. В конце дня, не найдя ничего другого, группа закупки приобрела 28 пудов той самой говядины. Были также закуплены мука, зелень и свежие овощи, деликатесы и вино для кают-компании.

В 9 часов вечера миноносец отправился обратно на Тендру. На обратном пути он столкнулся с рыбацкой лодкой и был вынужден задержаться для оказания помощи пострадавшим, на что ушло три часа, а саму повреждённую лодку взять на буксир, что снизило скорость миноносца. Так как холодильных камер в те времена ещё не было, мясо, пролежавшее сначала целый день в магазине, а затем всю ночь на борту миноносца, учитывая жаркую июньскую погоду, несомненно попало на борт броненосца к утру следующего дня уже несвежим, что подтверждается последующими показаниями вахтенных офицеров прапорщика Н.С. Ястребцова и младшего артиллерийского офицера мичмана Б. В. Вахтина, которые в четвёртом часу утра занимались приёмкой продуктов с миноносца на броненосец — по их словам от мяса шёл «лёгкий запах несвежего». При этом нужно иметь в виду, что в описываемое время дневной рацион русского матроса был вдвое дороже армейского, а по условиям жизни на флоте и отсутствию холодильной техники «мясо с червями на кораблях Черноморского флота в те времена было явлением нередким, всегда обходилось без конфликтов…».

14 (27) июня 1905 года утром половина привезённого на броненосец мяса была положена в котёл для приготовления борща, оставшиеся туши висели на спардеке для «проветривания». Там их и обнаружили матросы, разбуженные по побудке, как всегда, в 5 часов утра для несения повседневной службы и выполнения рутинных корабельных работ. Весть о том, что было закуплено несвежее мясо, быстро облетела весь корабль, среди команды начался ропот и агитация не есть борщ.

Из-за непогоды на море стрельбы были перенесены на следующий день. В 11 часов на броненосце был дан сигнал на обед, на палубу была выставлена ендова с водкой для команды, пить которую могли матросы, заранее внёсшие себя в списки «пьющих». Мерной кружкой баталер наливал всем таким матросам, выстроившимся в очередь, положенную обеденную чарку. Пили водку тут же на палубе.

Ни командир корабля, ни вахтенный офицер не стали брать пробу с борща, сваренного для команды. Борщ был освидетельствован старшим врачом броненосца С.Е. Смирновым, который признал его хорошим. Репутация врача Смирнова среди команды была низкой, его считали «способным на всякую подлость». Команда отказалась брать баки для борща и демонстративно ела сухари, запивая их водой. В материалах следственного дела имелись свидетельства, что только один член экипажа — ученик кочегара Е.Ф. Резцов — получил порцию борща, ел его и нашёл его «вкусным и жирным». В корабельную лавку выстроилась очередь. Об отказе команды есть борщ было доложено старшему офицеру капитану 2-го ранга И.И. Гиляровскому, тот в свою очередь доложил командиру корабля капитану 1-го ранга Е.Н. Голикову.

Командир приказал сыграть общий сбор и отправился на место построения по такому случаю — на ют корабля. Команда броненосца выстроилась там в обычном для таких случаев построении — по правому и левому борту. Строевые офицеры, по долгу службы обязанные присутствовать на подобных построениях, собрались у кормового флага, прочие продолжали обедать в кают-кампании. Перед построением капитан Е.Н. Голиков связался с миноносцем № 267 и приказал ему «быть готовым к походу».

Выйдя к матросам и узнав от них причину, по которой они отказываются от обеда, командир корабля вызвал старшего врача из кают-кампании и приказал ему вторично освидетельствовать борщ. Врач С.Е. Смирнов вторично признал борщ хорошим, не пробуя его, и указал, что команда «зажирела». После этого командир броненосца пригрозил матросам наказанием за бунт и приказал тем: «Кто хочет кушать борщ — выйти к 12-дюймовой башне. А кто не хочет — для тех на корабле имеются ноки!». Из строя к башне начали выходить единицы — в основном лояльные начальству унтер-офицеры, кондукторы и боцманы. Вслед за ними потянулась и дисциплинированная часть рядовых матросов, но всего вышло не более ста человек. Видя упорство матросов, командир приказал вызвать караул — матросы хорошо знали, что это означает — после вызова караула обычно проводилась пофамильная запись нарушителей дисциплины, что означало неминуемую расплату. Бунтующая команда дрогнула. Матросы начали массово перебегать к башне 12-дюймового орудия, уже оттуда, растворившись в толпе, продолжая сыпать ругательствами в адрес командира и офицеров. В этот самый момент, когда в строю осталось около 30 совершенно случайных замешкавшихся матросов, старший офицер И.И. Гиляровский приказал караулу задержать оставшихся. Историки уже никогда не узнают, что двигало старшим офицером. Возможно, понимая, что если все матросы перебегут на сторону дисциплинированной части команды, то будет некого наказать за попытку бунта, он решил, в назидание, переписать фамилии и наказать первых попавшихся, а вернее, оставшихся в строю матросов. Записывать их фамилии медленно и нехотя приступили вахтенный офицер прапорщик Н.Я. Ливинцев, фельдфебель В.И. Михайленко, боцман Т.Д. Зыбалов.

Перспектива того, что будут наказаны совершенно случайно отобранные их товарищи, вовсе не являвшиеся зачинщиками бунта, вновь вывела уже было подчинившихся воле командира матросов из повиновения — из толпы усилились крики, угрозы, проклятия. Историк А.А. Киличенков заострил внимание на этом моменте — не революционные идеи социал-демократов и даже не несвежее мясо для борща окончательно вывели команду из повиновения — бунт начался тогда, когда матросы заподозрили командование броненосца в намерении наказать невиновных — именно желание предотвратить несправедливое с точки зрения команды наказание, «положить жизнь за други своя» и стало основной причиной матросского бунта. Историк Ю.П. Кардашев обращает внимание, что катализатором возмущения могла стать обеденная чарка водки, выпитая на пустой желудок — об этом, как об одной из причин, усугубивших обстановку, писали ещё современники.

В этот момент старший офицер отдал приказ принести брезент с 16-весельного баркаса. Команда расценила этот приказ таким образом, что старший офицер решил расстрелять «зачинщиков», используя, по существовавшему на флоте обычаю, для этого брезент. Среди матросов раздался призыв: «Братцы, что они делают с нашими товарищами? Забирай винтовки и патроны! Бей их, хамов! Довольно быть рабами!» Матросы, с криками «Ура!», бросились в батарейное помещение, взламывая пирамиды с винтовками и ящики с патронами. Начался настоящий бунт. На палубе юта осталось не более семидесяти матросов, все остальные укрылись в батарейном помещении, которое являлось смежным с открытой палубой юта и перекрывающим выходы из неё, и вооружались хранящимся там оружием.